Мама и сыночек
May. 2nd, 2008 01:08 amУ меня силы кончаются - это я от Вадима переняла фразочку. Мой маленький чувак, который любит тачки. Вадим сидит похудевший и превратившийся в палочку всего за два дня. Вчера у него была вторая пересадка костного мозга. Потому что первая не помогла. Вадима колбасит - настроение меняется каждые пятнадцать минут. Прихожу - еле сидит, ест с ложки. Потом прыгает - летает, увидев магнитики и шарик в виде молотка, принесенные в подарок, мы играем в магнитики, водя их через стекло, колотим молотком по кровати, и вдруг Вадим ослабевает, зовет маму и ложится, измученно глядя в потолок. Потом ему вдруг приходит в голову что-то, он вскакивает и начинает мне возбужденно рассказывать и смеяться, чтобы через десять минут снова устать и лечь. Первые дни после пересадки. Страшно.
Вот они, мои любимые. Вадим и Мама Люба. Мама Люба, которая всегда подтянута, бодра и весела, даже когда в отделении один за одним умирают двое детей. Которая никогда не скажет, как ей тяжело одной в аквариуме уже несколько месяцев, как ей страшно, будет шутить, махнет рукой, но не скажет, даже глазами не покажет. Мы выздоровеем, и у нас все будет хорошо, неустанно, как заклинание, повторяет она. Мы уже скорее выздоровеем и уедем в свою деревню, подальше отсюда. Вадим у меня крикливый, мужичок такой. Сойдет как раз для сельской местности. Ни одной жалобы. "Ань, ты когда уедешь в Америку? Ну конечно, мы к тому времени уже выйдем отсюда".
Которая несмотря на то, что у них очень плохо с деньгами, ни за что никогда не берет у меня ни копейки. Нам, говорит, принесли две тысячи, нам хватит. У нас это не пройдет, говорит, засовывая мне силой в карман халата деньги за купленную курицу.
Которая ВСЕГДА, когда бы я ни уходила, заставляет меня поесть, потому что помнит, что я просидела в больнице полсуток и могла проголодаться. Никто из мам не помнит, она помнит. И ворчит, что я себя не берегу. Она, которая сама спит по три часа уже несколько месяцев, не раздеваясь, в халате, маске и перчатках, потому что Вадим боится спать один в этой стекляшке, а в боксе только в таком виде можно находиться. Вот так, как на фотке, так и спит.
"Вадим, ты чего звонишь опять? Приду, сейчас приду. Аню накормлю и приду. Ну конечно, будем обниматься, сыночек".


Приживайся, новый костный мозг, пожалуйста. Пусть Вадим поправится скорее.
Вот они, мои любимые. Вадим и Мама Люба. Мама Люба, которая всегда подтянута, бодра и весела, даже когда в отделении один за одним умирают двое детей. Которая никогда не скажет, как ей тяжело одной в аквариуме уже несколько месяцев, как ей страшно, будет шутить, махнет рукой, но не скажет, даже глазами не покажет. Мы выздоровеем, и у нас все будет хорошо, неустанно, как заклинание, повторяет она. Мы уже скорее выздоровеем и уедем в свою деревню, подальше отсюда. Вадим у меня крикливый, мужичок такой. Сойдет как раз для сельской местности. Ни одной жалобы. "Ань, ты когда уедешь в Америку? Ну конечно, мы к тому времени уже выйдем отсюда".
Которая несмотря на то, что у них очень плохо с деньгами, ни за что никогда не берет у меня ни копейки. Нам, говорит, принесли две тысячи, нам хватит. У нас это не пройдет, говорит, засовывая мне силой в карман халата деньги за купленную курицу.
Которая ВСЕГДА, когда бы я ни уходила, заставляет меня поесть, потому что помнит, что я просидела в больнице полсуток и могла проголодаться. Никто из мам не помнит, она помнит. И ворчит, что я себя не берегу. Она, которая сама спит по три часа уже несколько месяцев, не раздеваясь, в халате, маске и перчатках, потому что Вадим боится спать один в этой стекляшке, а в боксе только в таком виде можно находиться. Вот так, как на фотке, так и спит.
"Вадим, ты чего звонишь опять? Приду, сейчас приду. Аню накормлю и приду. Ну конечно, будем обниматься, сыночек".

Приживайся, новый костный мозг, пожалуйста. Пусть Вадим поправится скорее.